Информация о наборе в группу
Расписании мероприятий
Исследованиях
Расписании мероприятий
Исследованиях
Оставьте Ваш вопрос, мы ответим Вам в ближайшее время.
Тыква пророка
Ионе, пророку Божьему, я очень обязана. Познакомились мы давно, он жил в каком-то детском журнале, где печатались библейские истории или что-то в этом роде. Была там картинка: по-ветхозаветному одетый человек, совсем не похожий на грозного пророка древнего Израиля, сидел на холме возле тыквы и тоскливо смотрел на город вдалеке. Рассказ походил на сказку – «матери приснилось», «оракул предрек», – но походил и на вполне реальную историю. Помните ее? Это небольшая притча из четырех глав – удивительное сочетание глубины смысла и легкости текста – где Бог Закона предстает не карающим судьей, а добрым отцом. Он прощает шалости Своим непослушным детям, будь то Иона или все сто двадцать тысяч жителей Ниневии. Он любит всех и готов говорить с каждым.
Итак, история Ионы: избранник Божий долго уклоняется от проповеди, он не торопится в Ниневию сообщать ее жителям о гневе Господнем и предстоящей им гибели. Сначала Иона уплывает на корабле, но на море поднимается шторм, корабль не может выйти из бухты и побег заканчивается неудачей. Потом Иону бросают за борт, когда выясняется, что он причина шторма. Затем беднягу проглатывает кит, во чреве у которого Иона проводит три дня («Род лукавый ищет знамения и знамения не дается ему, кроме знамения Ионы пророка» (Мф. 12;39); Ионино сидение в утробе у кита – широко известный прообраз трехдневной смерти Спасителя). Наконец пророк Божий приходит в разум истины: отказывается от своей «свободной» воли, перестает искать «своего» и идет, куда велено – в Ниневию.
Но тут новый соблазн. Закончив проповедь, Иона устроился на холме за городом, чтобы насладиться зрелищем катастрофы. Но беды с Ниневией не случилось, ведь от проповеди Иониной жители города покаялись. Где-то тут, в зазоре между Иониными испытаниями, обнаруживается знакомая духовная немощь – страшная недостижимость подлинного смирения. Вечное, неизменное выскакивание маленького «я», даже у пророка. В этом душевном движении сразу же узнаешь и свою ничтожность и пошлость: «хочу, чтобы было по-моему». Иона возроптал сердцем: зачем, дескать, все это было начинать! Он ждал возмездия, по-видимому, гордился важностью своей миссии – и тут вдруг, почти по Хармсу: «спектакль отменяется, нас всех тошнит». Иону гложет злая досада. Господь Бог его не оставляет: пытается умягчить его сердце, беспощадное к чужому греху. Он проделывает фокус с тыквой:
«И повеле Господь тыкве, и возрасте над главою Иониною, да будет сень над главою его, еже осенити его от злых [огорчений]. И возрадовося Иона о тыкве радостию великою» (Ион. 4;6). (Про тыкву сказано в церковнославянском переводе; в Синодальном переводе этого слова не найти, там – просто «растение»). Почему тыква? Смешной, круглый, по-детски милый предмет, почти сказочный. Совсем приземленный, даже бытовой. Тыква оказывается хороша для умягчения злого сердца. Ну, как тут не представить улыбку Творца мироздания, подшучивающего над рассерженным Ионой.
Однако к утру эта тыква засохла, подточенная червем, – и Иона снова «опечалихся аз даже до смерти», ведь тени от нее больше нет. Тогда Бог сказал: ты опечалился из-за пропавшей тыквы, а как же Мне не пожалеть города, в котором сто двадцать тысяч человек «не могут отличить правой руки от левой» (Иона 4; 10-11)?
Иона под листьями тыквы – очень трогательный образ: он как плачущий ребенок, которого утешает Отец. Мы видим его (и в нем себя) смешным и беспомощным в его наивной досаде на Божью волю; и вместе с ним попадаем в мир умиления – действительно ангельское измерение. Оно открывается через улыбку – верное противоядие от сердитой уверенности в своей правоте. Наказан преступник по земному закону или не наказан – важно другое, чтобы он переменился, покаялся, отказался от злых дел. Будь то пророк, уклоняющийся от своей пророческой доли, или целый город, где «не могут отличить правой руки от левой». Остальное можно предоставить другому суду.
Господь Бог утешая Иону, выталкивает его душу вверх прикосновением райского чуда: сначала большого - о Ниневии, потом маленького и будничного – о тыкве. Так могущество Бога проявляется здесь в том, чтобы прежде всего давать жизнь, а не разрушать ее. Его власть и сила – в любви, а там, где любовь – нет места досаде и насилию. Солнце, оно ведь светит всем одинаково.
___________
А. Навашина
Итак, история Ионы: избранник Божий долго уклоняется от проповеди, он не торопится в Ниневию сообщать ее жителям о гневе Господнем и предстоящей им гибели. Сначала Иона уплывает на корабле, но на море поднимается шторм, корабль не может выйти из бухты и побег заканчивается неудачей. Потом Иону бросают за борт, когда выясняется, что он причина шторма. Затем беднягу проглатывает кит, во чреве у которого Иона проводит три дня («Род лукавый ищет знамения и знамения не дается ему, кроме знамения Ионы пророка» (Мф. 12;39); Ионино сидение в утробе у кита – широко известный прообраз трехдневной смерти Спасителя). Наконец пророк Божий приходит в разум истины: отказывается от своей «свободной» воли, перестает искать «своего» и идет, куда велено – в Ниневию.
Но тут новый соблазн. Закончив проповедь, Иона устроился на холме за городом, чтобы насладиться зрелищем катастрофы. Но беды с Ниневией не случилось, ведь от проповеди Иониной жители города покаялись. Где-то тут, в зазоре между Иониными испытаниями, обнаруживается знакомая духовная немощь – страшная недостижимость подлинного смирения. Вечное, неизменное выскакивание маленького «я», даже у пророка. В этом душевном движении сразу же узнаешь и свою ничтожность и пошлость: «хочу, чтобы было по-моему». Иона возроптал сердцем: зачем, дескать, все это было начинать! Он ждал возмездия, по-видимому, гордился важностью своей миссии – и тут вдруг, почти по Хармсу: «спектакль отменяется, нас всех тошнит». Иону гложет злая досада. Господь Бог его не оставляет: пытается умягчить его сердце, беспощадное к чужому греху. Он проделывает фокус с тыквой:
«И повеле Господь тыкве, и возрасте над главою Иониною, да будет сень над главою его, еже осенити его от злых [огорчений]. И возрадовося Иона о тыкве радостию великою» (Ион. 4;6). (Про тыкву сказано в церковнославянском переводе; в Синодальном переводе этого слова не найти, там – просто «растение»). Почему тыква? Смешной, круглый, по-детски милый предмет, почти сказочный. Совсем приземленный, даже бытовой. Тыква оказывается хороша для умягчения злого сердца. Ну, как тут не представить улыбку Творца мироздания, подшучивающего над рассерженным Ионой.
Однако к утру эта тыква засохла, подточенная червем, – и Иона снова «опечалихся аз даже до смерти», ведь тени от нее больше нет. Тогда Бог сказал: ты опечалился из-за пропавшей тыквы, а как же Мне не пожалеть города, в котором сто двадцать тысяч человек «не могут отличить правой руки от левой» (Иона 4; 10-11)?
Иона под листьями тыквы – очень трогательный образ: он как плачущий ребенок, которого утешает Отец. Мы видим его (и в нем себя) смешным и беспомощным в его наивной досаде на Божью волю; и вместе с ним попадаем в мир умиления – действительно ангельское измерение. Оно открывается через улыбку – верное противоядие от сердитой уверенности в своей правоте. Наказан преступник по земному закону или не наказан – важно другое, чтобы он переменился, покаялся, отказался от злых дел. Будь то пророк, уклоняющийся от своей пророческой доли, или целый город, где «не могут отличить правой руки от левой». Остальное можно предоставить другому суду.
Господь Бог утешая Иону, выталкивает его душу вверх прикосновением райского чуда: сначала большого - о Ниневии, потом маленького и будничного – о тыкве. Так могущество Бога проявляется здесь в том, чтобы прежде всего давать жизнь, а не разрушать ее. Его власть и сила – в любви, а там, где любовь – нет места досаде и насилию. Солнце, оно ведь светит всем одинаково.
___________
А. Навашина