Во-первых, действие картины вынесено на пленэр. И сделано это не только формально, по мизансцене, но и по трактовке цвета. Все предметные краски преобразованы в оттенки ясного морозного утра, но и не растворены в отблесках розоватого неба и голубоватого снега. Предметные краски в одеждах, узорах платков – вполне четкое эхо древних русских цветных узоров. Орнамент на церкви, икона радуют красотой предметных красок. Лица – бледные, нежно-розовые, красные, посиневшие от холода. И в них – ясная предметная характеристика. Вместе с тем все предметные краски изменены по одному принципу – добавлено холодное серебро, как будто морозное утро оставило везде свой след. Черные краски почти не тронуты рассеянным светом неба; они образуют очень четкий контраст, почти не задетый полутенями. Они, мягкие полутени, гаснут в рыхлой поверхности снега, немного сильнее звучат лишь в колеях. Цветные пятна одежд связывает контраст толпы и снега.

Во-вторых, резкие контрасты. Суриков чередует среди пятен белого (слева направо) синее, черное, охристое, красное, снова черное, красное, коричневое. В центре – окруженный красными пятнами контраст черного и белого (монашеские одеяния и лицо героини). Красное, черное, белое – трагическое трезвучие, важное для смыслового и эмоционального содержания картины. Серебрение смягчает трагедию красно-черно-белого и переводит повествование в разряд эпоса. На картине выражена не кульминация события, а равертывающееся действие. Исторический тон рассказа – «Это было там и тогда» - уменьшает значение главной фигуры и повышает значение толпы. Перед нами уже не просто частная драма, а эпохальное событие национального масштаба.

Картина состоит из двух цветовых потоков, если так можно сказать, и у каждого своя задача: серебристые тона создают основу ее цветового строя, а контрасты наполняют трагическим смыслом.

Историческое повествование требовало глубины пространства. Как быть с тесной толпой, чтобы она не превратилась в плоское пятно? Резкую диагональную перспективу в картине задают сани. Они движутся вглубь картины. Пространство вдаль вытягивает синева: синева лежит не только на строениях второго и третьего планов, весь дальний план толпы объединен общим сизым тоном, резко нивелирующим предметные цвета. Часть толпы (над головой боярыни) тонет в синеве. Ряд фигур, начиная с юродивого и странника справа, повернут в профиль, лица и жесты обращены к боярыне. Геометрически они продолжают заданную санями диагональ. Некоторые действующие лица (княгиня Урусова и стрелец) двигаются вглубь, за санями. Пространство таким образом выстраивается ступенями, расчленяющими слитную массу толпы. Суриков применил здесь целую систему плоскостей и ракурсов. Многое у него определяет цвет и светотеневая моделировка: старуха в узорном платке слабо моделирована, но ее четкий силуэт образует уверенная контурная линия. А вот фигура юродивого практически вылеплена краской, как цветная мозаика. Интересно, что и старуха, и юродивый – фигуры объемные, хотя объем их передан по-разному. Это наглядный пример уникальной силуэтной пластики.

Четкость силуэта определяет также фигуру главной героини. Основная масса черного цвета – пола шубы, поднятая рука, клобук – образует резкий силуэт. Рука и правая пола шубы создают вертикаль, которая делит толпу на две части и утверждает вертикальные границы плоскости картины.

О живописи снега в «Боярыне Морозовой» писали не раз. Некоторые в ней видят даже импрессионистическое разложение цвета. Хотя это спорное утверждение, потому что снега у Сурикова соткан из раздельных, рыхлых мазков разного цвета. Это лишь внешне напоминает оптическое разложение цвета.

Мозаика оттенков на снегу предметно обоснована: мягкий свет падает слева, и глубина колеи становится розоватой, желтоватые края колеи (прямой свет) и голубоватые отвалы (тень). Чередование волн света и тени прерывается глубокими следами валенок. «Снег, - по словам Сурикова, - весь пропитан светом. Весь в рефлексах». Но художник видит рефлексы не сглаженно, а так, как должен видеть тонко настроенный глаз – преувеличенно по законам контраста. Белый цвет у Сурикова – цветная мозаика, подчиненная законам света и тени. А не абстрактным представлениям о необходимости разложения цвета, как у импрессионистов.