Вся американская цивилизация как будто направлена на то, чтобы помочь ему в этом. Жизнь в обществе устроена так, чтобы человек никогда с этой тайной не встретился лицом к лицу. Нельзя сказать, что американец – человек толпы. Напротив, их цивилизация построена на индивидуализме. Она как бы обращена к каждому, но она говорит ему: смотри, как тебе хорошо и комфортно, как все сделано для ТЕБЯ. И каждый ее принимает индивидуально, ДЛЯ СЕБЯ, но в пределах общих стереотипов образа мысли и действия. Как утренний ритуал в «Старбаксе»: выбрал кофе из длинного списка – самореализовался, и весь мир подождет. Задал дежурный вопрос и побежал дальше, не выслушав ответа. Так каждый репрессирует тайну в себе и не замечает ее в другом. Успех психоанализа в Америке, видимо, происходит от страстного желания свести тайну к формуле, к закону природы, к ритуалу. Американец страшно благодарен науке за готовое объяснение, которое освобождает его от необходимости искать себя и разгадывать свою тайну.

Нельзя сказать, что американец очень поверхностный человек. Нет, он также глубок, как и все другие люди. Только, в отличие от других он не хочет этой глубины, боится и ненавидит ее. Отчего это? Может, на американской почве претворился опыт первобытного человека, боящегося всего чужого? В университетах регулярно проходят этнические вечеринки – ритуальный поклон в сторону чужой культуры. Тут и традиционная еда, и костюмы, и национальная музыка. Но все это не столько про американский интерес к другой культуре, сколько про ее инаковость американской. Чувствуется безразличие к тайне «другого», увлечение лишь внешней экзотикой. Эта модель поведения транслируется вновь прибывшим переселенцам. Да, Америка приняла много разных народов в свои объятья, но все они на ее почве существуют неслиянно и нераздельно. Селятся общинами, живут своей жизнью – вроде бы и рядом, но не вместе. Семьи народов здесь, похоже, не получилось.

Может быть, причина состоит в каком-то первобытном страхе американца перед громадой мира, таинственностью природы, инаковостью других народов. С этим страхом он справляется при помощи ритуала, повторяемости. Америка, как религия, преодолевает страх жизни обрядом, то есть такой сакральной символизацией мира, природы, жизни, которая снимает тайну, «разряжает» ее, освобождает от проблемы единственности и неповторимости всего. А это – упрощение, выталкивание себя на мелководье, в однообразие и ритуальные повторы. Обрядовость делает американскую жизнь насквозь мифологизированной. Это уже настоящая архаика! Даже глубже, это некая разновидность демонической сакральности, которая несет человеку не мир и покой, а страх и трепет. Отсюда и основное движение американской культуры - «бегство от». Американец бежит от обыденности, от неудобных отношений, от неприятных мыслей и от всего, что ему не нравится. В пределе – он бежит от себя, своей глубины и тайны из страха перед ними. Ритуал для американца заменяет живую жизнь, встретиться с которой у него не хватает смелости. Боязнь новизны в нем конфликтует с ее жаждой. Вот тут и выскакивает американский «дыр бул щил»: во-первых, дерзкое новаторство как основной вектор личного движения, а во-вторых, чтобы изменения не вызывали страха, их вводят в ритуал, сделав таким образом «не страшными». Новые формы и опыты жизни получают свои ярлыки и укладываются в обряд. Например, вино с сыром уже не просто смакуются, как у французов, но становятся поводом для «wine & cheese party». Американец прежде всего ищет не вкуса, а исполнения обряда. И это отличает его от француза.

«Дыр бул щил» - дерзкие пять строк Алексея Крученых, символ бурной эпохи начала ХХ века с ее жаждой новизны. В наше время этот символ ожил в американской версии зауми – Google-Meta-Apple вселенной и той цивилизации, которую ее создатели распространили глобально через свои культурные продукты. В этом смысле американцы действительно колеблют мировые струны. Но дерзость их – сродни дерзости Крученых. Она не спасает их от страха перед глубиной и сложностью жизни, которую нельзя освоить по формулам или в ритуале. Сегодня это «бегство от тайны», от встречи с собой и прочая ложь приобрели масштабы пандемии. Мы все стали полагать между собой и тайной жизни какие-то ритуалы. Например, сидим в компании или дома в семье, уткнувшись в свои телефоны, - вроде бы мы все рядом, но не вместе. Теперь это уже не просто «рассказ об американцах», а пересказ самого себя. По существу, это тот же отрыв культуры от жизни и нас самих от себя.

А. Навашина